— Я хочу нормальную, человеческую жену, понимаешь? Ну счастливы же миллионы семей с детьми, собакой и кастрюлей борща. Или тарелкой пельменей — что у них там сегодня на ужин. Он приходит с работы, она целует его сладкими от ванили губами:
— Я испекла пирог, дорогой. Ты любишь пирог?
— Конечно, я люблю пирог.
— Макс шалил сегодня. Он пытался обрезать коту усы!
— О, надо будет его отшлепать. Я обязательно его отшлепаю после сводки спортивных новостей.
— Я уложу ребенка.
— Я помою посуду.
— Тебе очень идет эта сорочка, дорогая.
— Да милый.
/он сзади /
— Надо будет сходить куда-нибудь, мы давно не ужинали вдвоем.
— Да, милый.
/он сверху/
— Может быть, в следующем месяце.
— Да, милый
/синхронно на бок/
Три, два…
— Я люблю тебя.
— И я тебя люблю, милый.
Ты хочешь человеческую жену, милый? Смотри мне в глаза, я знаю, как выдержать взгляд. Поэтому я здесь, мой славный рефлексирующий маньяк. Я даю тебе взрыв. Где-то в коре надпочечников происходит выброс гормона, без которого твоя кровь превращается в томатный сок. Но мы-то любим Blood Mary, не так ли? Я градус, который придает твоей жизни температуру, отличную от нуля. Я не пеку пироги, я держу кота, пока дети раскрашивают его в цвета российского флага /и это педагогично — наши дети — патриоты! И соседские дети теперь патриоты тоже/, я пишу по ночам, моя лучшая сорочка раньше была твоей футболкой, и ты не сможешь, не сбившись, сосчитать даже до пяти, пока я буду с тобой, в тебе, на тебе, у тебя — ты вообще не сможешь считать. А ты думал, Кегель — это родительный падеж от «кегли»?
А еще я ухожу. И как бы натурально ты не возмущался, ты любишь меня за это. Ты любишь меня за мои маленькие тайны, за темные закоулки, в которые не хочется заходить, но жутко здорово знать, что они есть. Где-то глубоко в коре, в подкорке надпочечников чувствовать, догадываться, представлять, щекотать нервы этим запретным, беречь это от посторонних глаз. Это как десерт — ты съедаешь все, оставляя напоследок темную, полную сладкого, прохладного сока виноградину, уже чувствуя во рту ее вкус, свежую влагу, которая прорывается из-под кожицы, если на нее надавить…
И ты отпускаешь меня — потому что ты знаешь, что мне необходима эта свобода, ты ведь тоже умеешь смотреть в глаза. Ты не задаешь лишних вопросов — ты не боишься моей свободы, как родственники больного не боятся уколов — ты понимаешь, что этот воздух поддерживает меня, это заряд, без которого я не смогу нормально существовать. И ты отпускаешь меня, отдыхая, полностью расслабляясь те несколько часов, пока я не вернусь. Я всегда возвращаюсь.
Я всегда возвращаюсь, потому что я не только потребитель, но и источник этой энергии, правда, Солнце? И когда моя энергия отдана тебе — я иду обратно, я выключаю телефон, я ложусь на дно — до новых встреч в эфире. А ты работаешь бесперебойно. Ты вечный двигатель на вечном адреналине. У тебя зависимость в n-степени. Абсолютная клиника. Полная безнадега. Ты несовместим с состоянием покоя, как наши группы крови. Резус-конфликт. Если привести нас к общему знаменателю — мы перестанем существовать. По крайней мере, друг для друга. Поэтому сама мысль об этом знаменателе вызывает в организме феерические реакции. Это как просмотр фильма ужасов или американские горки — знаешь, что ничего плохого не случится, но стынет кровь в жилах. И за эту криотерапию мы готовы платить любую цену. Если бы мы были животным, мы были бы тигром. Или кто там у нас еще полосатый?.. Зебру не предлагать: адреналинозависимые — закоренелые хищники. Нам всегда нужно находиться в состоянии легкого «недо-»: недолюбви, недосказанности, недопонимания, наконец. Тогда надпочечники работают нормально.
А у тебя, друг мой, есть надпочечники? Я чувствую себя разрушителем мифов, знаешь ли, — и это паршиво. Ты жил и верил в простых, честных людей — в нормальных людей, которые нормально одеваются, ездят на нормальной скорости и не курят, потому что это вредно. А получил нас. Плохой сюрприз, правда? И мама твоя будет очень недовольна, что ты прочел эту ересь. Поэтому открою тебе секрет: exit — там. Ма-а-аленький такой. Специально для-тебя-лично-оставленный крохотный exit. Иди. Живи долго. И счастливо. Если получится. Если ты знаешь, что такое жить счастливо…
Что ты топчешься? Ну что ты смотришь на меня так странно — как будто вспыхивает на дне зрачков крохотный маячок… Поздравляю. Это диагноз. Я же предупреждала: не смотри мне в глаза…
Пойдем, я покажу тебе закат. Ты никогда еще не видел закат так близко. Это пульсирующее солнце бьет теплой волной по твоим неокрепшим крыльям.
Теперь ты умеешь летать.
© Кот Басё